Шакал наблюдал бы за тем, как Дель достает свои принадлежности без интереса, если бы у него не было таких обширных планов на сегодняшнее развлечение. Некоторые вещи он и вовсе видел впервые и, что уж говорить, названий не знал, но мысленно представлял, как их можно применить. Применить красиво, максимально болезненно, кроваво, но при этом сохраняя жизнь жертве. Что же, зря он что ли пришел в такое дивное полнолуние сюда?
Когда Ирондель протянула ему перчатки, Шакал только поморщился и мотнул головой.
- В жизни не подхватывал твой столбняк. Я вообще... не очень на всякие заразы...
Шумно вздохнув, он опустился на колени, медленно окидывая взглядом все инструменты и решая, с чего бы лучше начать. Тропинка лунного света, пролегшая через всю ратушу, как раз выделяла из темноты двоих убийц и того паренька, который так и лежал без сознания.
"Интересно, он слышит? Понимает? Лучше бы понимал..."
Взяв в руки длинную тонкую игру, он, немного сощурившись, пристально осмотрел ее от конца до конца. Она была размером с женскую ладонь. Поднеся ее к лицу парнишки, он хмыкнул.
- За что в первую очередь боятся свидетелей? - он задался этим вопросом и тут же ответил на него: - за способность говорить.
Взяв парня за подбородок, он открыл его рот, с силой ставив пальцами челюсть.
- Надо же, полон рот зубов, - Шакал был словно удивлен этому обстоятельству. Что говорить, оборотень хоть и был зубаст и опасен, зубы у него были далеко не все... - лучше пальцы не совать, откусит.
Посмеявшись над самим собой и мысленно представив, как челюсти юноши смыкаются на его руке, Шакал преподнес иглу острым концом к щеке и медленно проткнул ее верхние ткани. Если бы не дыхание и шумная игра ветра на улице, можно было услышать, как рвется кожа. С силой надавливая на тоненькую иглу, Шакал вводил ее все глубже. Щека была проткнута насквозь, игла стала идти очень туго, поэтому он стал ее "ввинчивать" до тех пор, пока острие не вышло с другой стороны лица. Вышло немного криво, но Шакал остался доволен своей работой. Продолжая держать парня за подбородок, он протянул руку Ласточке.
- Дай что-нибудь... для зубов.
В руку без промедления вложили тугие проржавевшие щипцы. Такими драли зубы пропитым мужикам, которым, ей богу, было все равно, чем они будут жевать и как долго. Затем Шакал залез окровавленными пальцами в рот парню, немного растянув щеки и рассматривая, откуда лучше начать работать зубодером. Щеки стали разрываться еще больше, и на белой коже уже виднелись кровавые тонкие змейки, а игле в коже стало не так уж тесно. Шакал заприметил коренной зуб и, запихав в рот щипцы, ухватился за него, сжав. Он уже собрался драть, как вдруг зуб треснул под силой, с которой Шакал сжимал рукоятку инструмента. Делать было нечего, и оборотень надавил еще сильнее, в конец раздробил зуб. Он даже немного поморщился, потому что по себе знал, что зубная боль - далеко не самая безобидная боль на свете. Но выдрать хоть что-то из его рта он был все-таки намерен, поэтому взялся за следующий, сжав щипцы уже не так сильно. Резко дернув на себя, он выдрал кровавый белый зуб с огромным корнем. Повертев его в руках, он отпросил его в сторону, снова заглянув парню в рот.
- Блять, не тот! - сколько разочарования и грусти Шакал вложил в это восклицание! Он действительно был расстроен тем, что выдрал не тот зуб. Не быть ему зубодером, не быть... - Да и... хер с ним.
Забыв о своей болезненной неудаче, Шакал опять протянул руку Ирондель, не отнимая взгляд от рта парнишки.
- Дай, то, самое... маленькое, острое. Типа... скальп... ну, что-то такое.
Напрягать свой мозг всякими названиями ему не хотелось совсем, поскольку подобную работу Шакал обычно проделывал в полной тишине, наедине со своими размышлениями. А Ласточка его неплохо поняла, поскольку вложила в ладонь именно то, что Шакал требовал. Инструмент был проржавевшим, старым, и в темноте казалось, что он готов рассыпаться в руках.
Взяв кончиками пальцев язык юноши, он, не опасаясь язык оторвать, вытащил его изо рта. Признаться, Шакал хотел разрезать его пополам, сделав подобие змеиного языка, но скальпель резал плохо, ткани рвались с громким звуком, язык был скользок и норовил выскользнуть из пальцев, а свет был несколько непривычен... короче, Шакал случайно отрезал кусок языка. И, не заморачиваясь с ним, так и оставил его во рту.
- Что еще мы не любим в свидетелях? - и он снова ответил на свой вопрос, на этот раз взглянув искоса на Ирондель, - то, что они умеют видеть.
И вот опять, мой милый друг, ты снова с нами!
Сообщений 21 страница 29 из 29
Поделиться212015-08-10 15:40:59
Поделиться222015-08-10 18:43:33
- Жру людей, люблю ромашки
- Зарегистрирован: 2014-01-14
- Приглашений: 0
- Сообщений: 982
- Уважение: [+42/-0]
- Позитив: [+39/-0]
- Пол: Мужской
- Провел на форуме:
12 дней 14 часов - Последний визит:
2016-12-17 23:31:02
Девушка слушала совсем не внимательно, ей куда интереснее ее коллега, но Элиот говорила, говорила быстро и говорила много. Она просила той самой мести. Она ее жаждала и избрала последним желанием. Она описывала сына, она описывала что с ним делали. Она молила, упрашивала, зхаклинала. Она была твердо уверена, что девушка с девятью косами выполнит ее просьбу. Что ей стоит убить какого-то урода, если она только что расписала увальня под хохлому?
Длинный тонкий кинжал вонзился между ребер, отбирая жизнь. Сначала графиня ничего и не почувствовала кроме холода стали, после медленно пришла боль, забирая воспоминания, выжигая их.
Леди Элиот казалось, что она вновь стала девушкой, юной веселой попрыгуньей, скорбящей лишь о том, что платье соседки было похоже на ее собственное.
Леди Элиот снова видела себя красивой стройной девушкой в платье цвета ляпис-лазури, с туго завитыми колечками мягких рыжих прядей. И снова она бегала по лугу, гоняя малиновым сачком разноцветных бабочек.
- Спи спокойно, - еле слышно пропел тихий низковатый голос. Таким мать пела колыбельные, когда Элиот была совсем крошкой. Таких голосов не бывает у убийц. Они слишком нежные и слишком теплые. В них легкость летнего ветерка, семейная радость. Такие голоса и правда успокаивают.
Мягкие руки уложили осторожно на пол. Так укладывают спать непослушных детей. Такими руками гладят по голове, усыпляя.
И старая графиня, ставшая совсем юной, улыбалась счастливой детской улыбкой. Она покорно подала руку красивому, светловолосому юноше с каменным лицом, не выражающим никаких эмоций. Его ладони были прохладны и излучали мягкий свет, а по обе стороны от него шли грациозные белоснежные звери. От него хотелось отвести взгляд, чтобы не ослепнуть, но это было невозможно, потому что в чертах его проскальзывало сходство со всеми, кого когда-либо она любила, холила и лелеяла. Наверное именно такими должны быть боги, чтобы в них верили. Чтобы им верили.
Волки терлись о края его одежд, преданно заглядывая в глаза и виляя хвостами, а впереди стелилась долгая лунная дорога. В конце ее стоял, печально улыбаясь, Натаниель. Там же стоял и ее муж, и старший сын, и три потерянные еще в начале брака дочери.
"Вперед, к перерождению, к миру, в котором снова будет все то, что ты любила и ласкала..."
На этой ноте я вас покидаю, потому что моя линия в этом флеше доведена до логического конца.
Поделиться232015-08-10 22:43:05
Даркейм бы по-прежнему плавал где-то в глубинах своего сознания и предавался воспоминаниям, но постепенно знакомые контуры становились расплывчатыми, а перед глазами возникал знакомый рельеф потолка ратуши, а на его фоне маячила чья-то белобрысая голова. Неожиданно в щеку вошло что-то острое, Даркейм не сразу догадался о предназначении сего действа и понял это, лишь когда игла вышла с другой стороны щеки. С Алиасом, конечно, и до этого творили не самые приятные вещи, но этот ублюдок всех переплюнул: - Имей совесть, животное, и не лезь другим в рот, - сказал бы он вслух, но язык онемел и даже пошевельнуться не мог, да к тому же мешала чёртова игла, которая торчала во рту, так что восклицание осталось немым. Белобрысый оборотень-садист не остановился на этом и, судя по протянутой назад руке, спрашивал у своей сообщницы новый инструмент. Дарк уже было хотел с размаху пробить оборотню в поддых, но с большим удивлением понял, что связан: - А вы, твари, умеете работать; пользуетесь магией, кидаетесь склянками с какой-то жгучей фигнёй, связываете и пытки проводите. Да ваши головы бы в банку со спиртом засунуть и выставить на всеобщее осмотрение за изобретательность. Он таки попытался подвигать конечностями, но те не подчинялись своему хозяину, а мысль о том, чтобы подняться и вдарить своей головой по черепу беспринципного оборотня быстро отпала, ибо если руки не слушались, то торс он поднять не сможет вообще, поэтому единственной перспективой было и дальше наблюдать, как здоровяк копошился у него во рту. Тот не заставил себя ждать и приноравливался новым инструментом почему-то к одному из зубов некроманта, тот подумал, что это зубодробилка, и почти не ошибся; зуб с неприятным звуком, с которым колют обычно орехи, разлетелся на кусочки. Тут Алиас выпучил бы глаза, если б мог, но вместо этого тело самую малость напряглось, что осталось незамеченным хреновым мучителем, но в данный момент это значения не имело; острая боль, будто ему вогнали шило в челюсть, расползлась по всему лицу и вызвала бурю неприятных эмоций (в том числе матерных, но их мне цензура запрещает расписывать). Желание придушить, мать его, волколака росло с каждой секундой, но Алиас был в полной его власти, а этот гад не собирался останавливаться; всё-таки вырвав ему коренной зуб, с неким разочарованием констатирует, что не тот. Если бы гнев мог испепелять, то драный мучитель уже бы горел в адском пламени, он мало того, что порушил планы на вечер, так ещё и в лучшем случае искалечит его бренное тело, а теперь по языку возит каким-то ножиком. В этот самый момент Даркейм больше всего жалел, что не мог ничего сделать, а этот маньяк уродует его без всякого наказания и возможно прикончит не самым лучшим образом, тоже безнаказанно – эта мысль сейчас вызывала бурю самых яростных эмоций. Полная беспомощность – это самое страшное, он ничего не мог поделать, а садист уже отрезал ему часть языка и даже не потрудился изъять изо рта, тем самым заставив некроманта проглотить собственную плоть. Дарк не из тех, кто просит пощады или боится боли, и единственное, что его страшит – это стать абсолютно беспомощным, как младенец. Сейчас он находился именно в таком положении и хотел, чтобы руки вернули себе способность двигаться, и он мог воткнуть скальпель в глаз этому белёсому гаду, но тот, будто услышав его мысли произнёс: - Что еще мы не любим в свидетелях? То, что они умеют видеть. И направил скальпель прямо в глаз жертве (тобишь Даркейму).
Неожиданно наступила абсолютная тьма, а все силуэты по левую сторону исчезли, правая сторона была залита алым цветом крови только что выколотого глаза. Палач не спешил; он наслаждался каждым моментом агонии жертвы, ибо заметил, что та была в сознании всё это время и чувствовала все его измывания, и дал ей в последний раз распрощаться со своим зрением. После – тьма. Бесконечное ничто, которое было в распоряжении жертвы уже навсегда и которое она могла созерцать взглядом пустых кровавых глазниц, из которых сейчас текли ровные ручейки «кровавых слёз». На душе сразу стало так спокойно; Алиаса больше ничего не волновало, со всеми он распрощался уже давно и также давно подумывал отправиться вслед за ними, но попытка не удалась, и он запер себя на шестьсот лет в кристалле, а когда очнулся, не знал что делать, поэтому и отправился в путешествие. Сейчас этот скот делал ему ту самую услугу, которую ему до сих пор не давала сделать судьба, - он убивал его медленно и жестоко, самое то для расплаты за все свои прегрешения.
- Ха… я погубил столько народу, возмездие так или иначе должно было меня настигнуть, а сейчас настал и мой час расплаты. Жить больше незачем, все цели уже давным-давно обратились в прах, а я всего лишь пережиток своего времени. Так что же мне цепляться за свою никчёмную жизнь? Давай, резани по горлу и я буду свободен. На окровавленном лице выступила робкая улыбка, искажённая ранами, некромант уже не пытался сопротивляться, здесь он получит своё и может увидит снова то время, когда ещё не был некромантом и служил ведьмам. – Оно уже никогда не наступит, но так бы хотелось. Так жалко этих выродков, - из глубин души прозвучал тихий смех, - я ли должен бояться своей собственной смерти, когда иду с ней рука об руку. Ха-ха-ха, не дождётесь, - улыбка на лице стала ещё шире и лишь больше обнажила уродства, нанесённые незнакомцами. Было ясно; некромант не собирается плясать под их дудку и умрёт так и не издав ни звука, но в полном трезвом сознании и с улыбкой на лице.
Поделиться242015-08-11 22:56:54
- Ты гони любовь, она огнем корчится
- Зарегистрирован: 2014-01-11
- Приглашений: 0
- Сообщений: 700
- Уважение: [+85/-0]
- Позитив: [+34/-1]
- Пол: Женский
- Провел на форуме:
7 дней 19 часов - Последний визит:
2024-03-08 19:34:10
- В жизни не подхватывал твой столбняк. Я вообще... не очень на всякие заразы...
Дель серьезна и сосредоточенна. Раз Шакал не хочет надевать перчатки - его дело, но беспокойства, совершенно бабьего, неправильно-колкого тупым концом сквозь ребра, никто не отменял.
Шакал тем временем садиться рядом, важный и гордый, предвкушающий веселье. Ласточка всего лишь втора при умелой приме. Ему она доверила бы пытать кого угодно. Наверное, даже себя... Наверное...
Ему интересна игла, длинная и тупая концами, она величиной с ладонь самой Ирондель, а протыкать ею кожу, что пытаться ложкой порезать селедку, только что вытащенную из пучин.
Но Шакал не умеет унывать.
- За что в первую очередь боятся свидетелей? - он задался этим вопросом и тут же ответил на него: - за способность говорить.
Работа, конечно, будет топорной, но ведь и в простоте есть скрытое изящество. Кровь. Море крови, расходящееся во все стороны потоками, волнами, пенится.
Мяса куски во все стороны - глазу едва заметные мелкие крупинки агонии, боли, страдания.
У колдуньи легко дорожат руки, глаза же вопят о продлении пыток. И больше ей крови, ненасытной и жаждущей боли чужого тщедушного тела, больше агонии, страха, бессильной злобы и ярости, чтобы она упивалась, пьянела, и пели внутри нее сотни и сотни бесов, победу жестокости над разумом трезвым ее торжествующих.
Шакал терзает иглой чужое лицо, Шакал крошит зубодерным пеликаном чужие резцы, клыки и коренные. Шакал - маэстро, Великий, Ужасный, Прекрасный в умении грянуть симфонию.
И звуки рвущихся тканей, иглой пронзаемых, зубодером дробящихся, ланцетом разодранных, сладко сплетаются в марш, по величественности равный крикам во время торжества по победе.
Он может разрывать на кусочки чужой язык, он может зашивать чужой рот, но Дель тоже не терпится оросить вражеской кровью перчатки тонкой кожи.
Злые языки после будут утверждать, что кожа была человечьей.
Шакал направляет проржавевший ланцет, не скальпель, в глаз своей жертве и Дель впервые протестует, нервно облизывая губы.
- Постой, есть кое что получше.
Тонкие длинные пальцы сжимают маленькую лопаточку из готового рассыпаться пылью металла. Скапула малая. Её использовали когда-то, чтобы убирать омертвевшие ткани и струпья в малых или труднодоступных местах. Ею же иногда раздвигали верхние слои головного мозга. Но сегодня красавице роль куда более интересная.
Дель жестом показывает, чего она хочет - не вырезай Грейв, затейливой резьбы, маленькими каплями забирай все, что когда-то называлось стекловидным телом, разлей студень по полу. Да обезумеет жертва хоть на минутку от боли.
Но одно дело подавать инструменты, иное - принимать участие.
Дель осторожно распарывает или же разрывает брючки на парне и медленно вырисовывает лезвиями скарификатора на коже решетки и ромбы. Пальцы ее перчаток багровы и скользки, но дело столь увлекательно, что Дель не замечает того, что испачкалась.
Она с улыбкой подает Шакалу большой клистир и кивает головой на сумку с баночками. Среди пузырьков затесался совершенно нелогичный настой жгучего перчика с Юга. Им Дель обычно лечила Кристианову хандру, да делала компрессы. Согревала настоечка прекрасно. Но что сделаете о на, коли попадет в нутро не перорально, как следовало, а ректально, как было бы весело?
Дель приподняла красноречиво брови и расплылась в коварной усмешке.
- Кончай страдать с его ртом, все равно путного не выйдет, - женщина садиться у головы парня и начинает со вкусом представлять его с зашитыми ноздрями. Пока что с одной.
Он должен еще жить, когда перцовочка будет внутри...
Поделиться252015-08-12 14:25:21
А жертва, тем временем, выпучила глаза и даже попыталась пошевелиться. Шакал хмыкнул, подивившись выдержке парня, поскольку обычно люди при такой зубной боли, заставляющей даже его, оборотня, морщиться при одном воспоминании, бьются в агонии, орут и даже рвут веревки - да что только не делает с человеком адская боль. Тело перестает слушаться и становится не то смертельно слабым, не то неимоверно сильным. В этом случае ощущение было, что парню, в общем-то, все равно. Шакала это расстроило.
Дель подала ему какую-то лопатку, которой годилось только выедать мозги. Шакал, пораскинув еще не выеденным никем мозгом, решил, что он найдет ей достойное применение. Пока Ирондель развлекала себя рисованием фигур на коже, оборотень мысленно представил реальность его планов. Решив, что делать лучше, чем представлять, он занес эту лопатку над глазом парня, уперев ее конец в нижнее веко. Дальше, приложив немного усилий, он "подковырнул" острым краешком инструмента кожу, вогнав ее в глазницу, а, вернее, под глазное яблоко. Раздался характерный звук, и глазное яблоко оказалось на лопатке. Окровавленное, с куском века, которое тут же отвалилось. Пустая черная глазница проливала бордовые слезы, которые стекали по виску, пачкая волосы, и по уже окровавленным щекам. К слову говоря, ладонь на лицо удобно положить не получалось из-за торчащей в этих щеках иглы. Поэтому Шакал, отложив на мгновение в сторону инструмент, взялся за концы вонзенной в плоть иголки и с силой рванул на себя. Щеки порвались, обвиснув шмотками кровоточащего мяса и обнажая уцелевшие коренные зубы. Отбросив иглу в сторону, Шакал положил ладонь на лицо парня, принявшись за его второй глаз. Процедура их вынимания ему так понравилась, что Шакал решил проделывать это всякий раз при подобных развлечениях. Вынув второй глаз (получилось это уже аккуратно, почти не зацепив веки) Шакал положил его себе на середину ладони и рассмотрел.
- Голубые, - хмыкнул Шакал, оскалившись в улыбке. - Сразу напоминают гребанных аристократов. Не люблю аристократов. Эй, парень, ты меня еще слышишь?
Он сжал в ладони глаз и тот, конечно, лопнул. Шакал тут же без интереса отбросил его в сторону.
Затем взял указанный Делью пузырек, откупорил и ошибочно поднес близко к носу, чтобы вдохнуть полной грудью резкий жгучий запах, который с легкостью мог бы спалить ему легкие. Шакал закашлялся.
- Дель, черт возьми, - на глазах от этого запаха выступили слезы, - это пахнет хуже, чем пойло в дорожном борделе!
Откупорив его, он поднес горлышко пузырька к кровоточащей глазнице.
- Слушай, парниш, - Шакал был не уверен, слышит ли тот его, - иронично-то как, да? В этой ратуше я уже растерзал одного голубоглазого аристократа и выжрал его кишки. Ох, поверь, говнюк был еще тот, и он этого по праву заслужил. А может и нет, я не помню, но разве ж суть? Посмотри! Ратуши строят, чтобы под дланью богов укрыться от бед, а я тут уже второй раз вот так вот развлекаюсь... Ну не смешно ли, а?
Шакал сипло рассмеялся, почувствовав себя отчего-то смертно пьяным. И только теперь жгучий перец просыпался в пустые искрасна черные глазницы, засыпая их почти доверху. Изуродованное безглазое лицо с рваными щеками, которые висели безобразными шмотками мяса, выглядело почему-то не отвратно. Может быть, когда-то, через много лет его будет передергивать от воспоминаний, но, скорее всего, к теплому солнечному полдню он уже позабудет о ночных истязательствах за кружкой доброго пива в каком-нибудь кабаке, да с девкой на коленках.
- Ласточка, меня бесят его волосы.
Он, зачем-то вытерев лицо, тем самым еще больше запачкав его кровью, посмотрел на подругу.
- Он так долго не протянет. Вот-вот концы отбросит, если не уже. Последние штрихи, и заканчиваем.
Поделиться262015-08-12 18:38:56
Боль была невыносима, но, ни желания, ни сил кричать не было; для Даркейма в мире осталась только жгучая боль, и только она напоминала ему, что он ещё жив. Оборотень занялся глазами, а кто-то другой приспустил с Алиаса штаны и уже вырезал на коже кровавые узоры, тело дёргалось от каждого надреза, но с этим Даркейм ничего не мог поделать, сейчас он по иронии судьбы был свидетелем собственной своеобразной казни, и роль наблюдателя в этом действе жгла его ничуть не меньше, чем та же самая боль. Только что кто-то положил большую, широкую ладонь на лицо, а после по всему телу нестерпимой жгучей волной разлилась боль; за иглу, торчащую из щеки, резко потянули, и плоть с характерным треском порвалась. Не было больше щёк, на их месте теперь безобразно висели лоскуты кожи и мяса, кровь тёплым потоком хлынула из раны и помимо пола попадала в горло, заставляя её обладателя глотать и давиться ею. Мучитель что-то произнёс, но вряд ли паренёк что-либо понял из этой болтовни, а потом в глаза будто горячего свинца налили; тело выгнулось дугой, а изуродованное лицо застыло в нелепой пародии на душераздирающий крик. По телу пошли конвульсии, его сильно дёргало и било о пол, связанное состояние не позволяло себя слишком сильно покалечить, но сейчас тело выжимало из себя последние капли сил, которые расходовались очень неравномерно. Неожиданно левое плечо характерно неприятно хрустнуло и неестественно сильно выгнулось; левая рука была повреждена с самого начала и не могла выдержать сильного перенапряжения мышц, поэтому Алиас в неестественно сильном приступе трясучки вывихнул его и сейчас буквально отрывал от себя левую руку. Хрупкие ткани не могли выдержать такого воздействия и начали потихоньку рваться; сначала на коже появилась трещина, а после плечо с противным звуком отошло и теперь висело буквально на обрывках кожи. Из раны обильными толчками полилась алая кровь, и за считанные секунды под жертвой образовалась лужа с липкой теплой кровью.
Поделиться272015-08-13 20:46:25
- Ты гони любовь, она огнем корчится
- Зарегистрирован: 2014-01-11
- Приглашений: 0
- Сообщений: 700
- Уважение: [+85/-0]
- Позитив: [+34/-1]
- Пол: Женский
- Провел на форуме:
7 дней 19 часов - Последний визит:
2024-03-08 19:34:10
- Слушай, парниш, - Шакал был не уверен, слышит ли тот его, - иронично-то как, да? В этой ратуше я уже растерзал одного голубоглазого аристократа и выжрал его кишки. Ох, поверь, говнюк был еще тот, и он этого по праву заслужил. А может и нет, я не помню, но разве ж суть? Посмотри! Ратуши строят, чтобы под дланью богов укрыться от бед, а я тут уже второй раз вот так вот развлекаюсь... Ну не смешно ли, а?
- Ирония судьбы, Шакал, что строят ратуши не для укрывательства от Ока Богов, а как символ Человеческого Права. Это не религиозная постройка, - усмехается Ирондель. - Но эту, ты прав, использовали долгое время как храм.
На словах о аристократе она едва заметно напрягается, но разбираться почему пока что не намерена. Шакал явно какой-то...милосердный.
Его жертва корчится и все. И как-то скучно, что аж зевнуть хочется.
Впрочем, в голову колдуньи закрадывается идея. Тоже скучная, по сути. Но она хотя бы на время ее развлечет...
И Ласточка смеется легко и непринужденно, как пятнадцатилетняя девушка. Смеется так, словно не издеваются перед ней сейчас над человеком, а легонько его гладят.
Впрочем, так и есть. Жгучие спиртовые настойки, мягкие разрезы - это все для детей.
Руки уверенно скользят за тупым скальпелем, Ирондель цепляет кончиками пальцев край одного из разрывов, оставленных ее совсем недавно, подсовывает лезвие и проводит. Кожа отстает от фасций неохотно, словно не желая прощаться. Но разве это заботит женщину?
Когда добр Шакал, проходит время женской злобы, женской жестокости. А они способны в ней переплюнуть и заправского маньяка, было бы желание и возможность.
Сдирать с человека кожу, что курицу или зайца свежевать - словно рутинное дело деешь. Руки сами творят то, что сотворить надо. Кожа отходит медленно с треском, со скрипом, лентами. Пожалуй, чем-то она научилась - засоли эти полосы, можно будет использовать их в хозяйстве. Будь у нее деревянная основа да таз с сильно соленой водой, она бы сделала прекрасный щит. А после навощила бы его. Такой щит служил бы ей долго. Она бы любовалась его рубцами и, возможно, даже любила бы за свою красоту.
Содрав кожу до колена, Ирондель достает из сумки еще один пузырек. Жидкость в нем еще более жгучая, чем в предыдущем. В нем состав, которым ее знакомый кузнец, Аннатар, травит на своих клинках невиданной красоты узоры. Такую сильную настойку Дель бы сама не сделала бы никогда, даже если бы знала точно весь состав. Для такого настоя нужны силы Первых. Хотя бы первых детей.
Кислота оставляет после себя лишь сильный травяной запах да обуглившиеся кости и мясо - коснись пальцем, рассыпется жженая масса, все еще сохраняющая сходство с конечностью.
- Бойтесь, пышнопоножные мужи, гнева богини,
Что в прах превращает одним только взглядом... - вспомнила Ирондель строчку из какой-то жутко старой поэмы, написанной высоким штилем. Дальше она не помнила, поэтому пришлось импровизировать. - Трам-пам-пам...
Не придется тебе, парень, быть пышнопоножным мужем. Поножами нечего тебе теперь прикрывать...
Она смазывает ранения парня кислотой, прижигая раны: дать умереть ему от потери крови было бы слишком гуманным.
Дель откладывает в сторону и пузырек, и думает, чем бы ей заняться дальше. Внимание ее привлекает скарификатор. Используемы й изначально для просто мелких надрезов - забирать кровь, сейчас он будет использован с немного другой целью.
Ирондель задирает остатки одежды на пойманном юнце и спускает пружину. Все двенадцать лезвий впиваются в кожу, и Дель тянет на себя, разрезая чрево парня от уда к ребрам. Освобождает живот от тесной кожи, прижигает рану и любуется брыжейкой... неплохо...но она тоже лишняя... можно было бы вытащить требуху, конечно, но это тоже очень гуманно...
Дель поднимается, отходя. У нее возникла идея получше, что ей сделать.
- Переверни его на живот. Мне нужна его спина!
Поделиться282015-08-18 12:31:22
А спутнице Шакала, очевидно, было очень весело, потому что она начала то ли напевать что-то, то ли цитировать стихи. Шакал, закатив глаза, удобно уселся на полу, медленно сбривая острым скальпелем волосы на голове еще живого парнишки. Конечно, он неумолимо сбривал кожу вместе с волосами, отдирая затем ее кусочки пальцами. Скальпель натыкался на твердый череп, и Шакал уже подумывал, что пора его проломить.
"Сколько мы здесь уже, Дель? - Шакал задался этим вопросом не из-за интереса, - может, скоро светать будет... Я бы потом отмыл от себя кровь и выпил в каком-нибудь придорожном кабаке. Ты же составишь мне компанию, м?"
Счет времени был безвозвратно потерян. Даже не смотря на то, что они находились в помещении, лунный свет достигал пола, ложился на грязные серебряные волосы мужчины, на его белые, испачканные засохшей кровью плечи. Луна по-прежнему звала любимого сына по имени, известному только ему, да ей. Только звереныш был сыт и не отзывался. А когда проголодается, ее уже не будет на небе, и не будет уже ее власти над ним.
- Переверни его на живот. Мне нужна его спина!
Эти слова заставили Шакала оживиться. Встав на колени, он вцепился пальцами в плечи жертвы и аккуратно, чтобы не вытрясти из нее остатки жизни, перевернул на живот. Спина была непривычно чистой от ранений, и лишь редкие пятна крови испачкали белизну кожи. Шакал мысленно прикинул, что можно сделать с такой прекрасной спиной. И это бы послужило хорошей точкой удачной охоте.
- Дай-ка сам...
Он сел на ноги парню и провел кончиками ногтей вдоль позвоночника. Если раскраивать спину топором, то парня это мгновенно убьет. Орудие Ирондель было непонятным и уже неинтересным, а вот острые длинные когти были вполне себе подходящим оружием.
Волосы на руках стали превращаться в шерсть, которая вздымалась над белой человеческой кожей неестественным покровом от самых плеч, густела на руках, которые кончались, нет, не ладонями, а звериными лапами. Шерстинки появлялись на шее, скулах, совсем немного на щеках. Но Шакал не позволял животному полностью взять власть над телом - ему нужны были только лапы. А, вернее, когти на лапах. Такое сдерживание давалось тяжело, и постепенно верх брал или человек, или зверь. Пока ему удавалось поддерживать баланс сил, он уперся ногами в пол и вонзил когти глубоко под кожу парня.
Кости хрустнули. Нет, он должен быть жив до самого конца, который обещался быть интересным. Шакал медлил, боясь оборвать последние нити жизни в жертве, смакуя каждое мгновение. Но растягивание времени было чревато смертью подопытного, так что Шакал резко рванул руки на себя, мгновенно разодрав кожу и вытащив наружу ребра.
Безобразные красные крылья, изломанные и изогнутые. Не пожелал бы никому такого духа-хранителя
Красные лапы с длинными черными когтями врезались в плоть, некогда скрытую под костями и теперь обнаженную перед взглядом. Когти вонзались в мягкое податливое мясо. Первыми были выдраны легкие. Шакал тут же отбросил их в сторону, уже не замечая, как зверь с торжеством захватил все тело. Медленное превращение заставляло его тело ныть, но и этого оборотень не замечал, снова принимая вид огромного волка.
Упираясь лапами в пол, он сунул морду в развороченное тело, снова пачкаясь в крови. Зубы сомкнулись на трепещущем сердце и тут же выдрали его из грудной клетки через спину. Запрокинув голову вверх и подставляя грязную морду белому лунному свету, он проглотил еще горячий орган, обжигая пасть и захлебываясь воздухом. В нем не было голода, но он снова ест. Осознание этого заставило Шакала остановиться.
Волк замер, устремив взгляд на радующуюся мать-луну.
"Волки — это просто собаки. А оборотни — это почти люди. На кого я сейчас похож? Кого ты делаешь из меня? Собаки опаснее волков. Потому что волки охотятся, чтобы утолить голод... А дикие собаки убивают для забавы. Почти как люди... люди..."
Повернувшись к Ирондель, Шакал фыркнул и трусцой направился к выходу. Сомнение в том, что его предок был именно волком, вгрызлось ему в сознание и не хотело отпускать.
Поделиться292015-08-18 14:35:09
Разум плыл в непроглядном тумане; ощущение реальности покинуло его, а через серую пелену проскакивали лишь мимолетные искры былой боли. Глаз не было, но он знал, что с ним сейчас происходит; лёгкими движениями с его ноги сдирали кожу, главным образом медленно, нога рефлекторно дергается из последних сил, но на этом линчевание не заканчивается, и мучитель мажет чем-то жгучим рану. На этом агония конечности кончается, она встрепенулась последний раз и окончательно обмякла. В тоже время с головы заживо снимали скальп, сопротивляться тело уже не могло, поэтому послушно выполняло все капризы палачей. Даркейма перевернули и положили на живот, предварительно вспоротый кем-то из мучителей. Неожиданно в тело впились когти, не изогнутые скальпели или крюки, а именно когти. Они медленно вспороли мягкие ткани рядом с позвоночником, а затем тело пронзила острая и жгучая боль, которая не заставила ждать себя снова. И тут наступило долгожданное спокойствие, Алиас ничего не чувствовал, по крайней мере физически, в душе осталось только пугающее чувство полной беспомощности. Он видел, как полуобращенный оборотень вскрыл его грудную клетку, вытащил оттуда ещё трепещущее сердце и потом быстро удалился. После для некроманта наступила ночь, тёмная и беспробудная, и только жуткие голоса до боли приветливо и дружелюбно повторяли вновь и вновь одно и то же.
- И вот опять, наш милый друг, ты снова с нами.