В каждом хищнике есть своя грация. Своя красота. Подчас смертельная. Змеи скользят плавно, оставляя зигзаги. Коты наскакивают на тебя, ворожа движением каждого мускула. И вот ты, завороженный их красотой, лежишь, побежденный, на земле, раскинув руки.
Медведям присуща красота боя. Пожалуй, все северяне рождены от медведей, кого бы они не выбрали себе в Прародители. И что Бьорн, что шатун двигались одинаково грозно, кружась то, то наскакивая друг на друга. Будь Ласточка менее искусна в бое, она, быть может, не разобрала бы всех тонкостей развернувшегося под ней сражения. Однако вооруженная опытом, а так же сохраненная от опасности на верхотуре, она могла с любопытством неофита почерпывать и разбирать все новые ухваты да методы нападения.
"Занимательно", - подумала Ласточка, спускаясь на ветку ниже. - "Весьма занимательно..."
Пожалуй, возьмись она за бой с Лесным Хозяином, она напоминала бы пикирующего ястреба. Да много ли толку от птицы?
Много, если она метко ударит в глаза. Еще больше, если у нее в перьях заточенное остро железо, способное оставить на чужой шкуре долгие кровоточащие полосы. И если у нее стальной клюв, способный пробить череп. Но птицы не спорят с медведями. У них разная добыча. А вместе с тем, первые слишком сильно любят небо, чтобы интересоваться делами земных обитателей. Поэтому Птица сидела, мрачно оглядывая пляску медведей, ни за кого не болея, никому не желая пока что помогать. Но точно знала одно: если Бьорн снова упадет и ему будет грозить опасность, она спикирует с дерева. И будет, летающая, быстрее бегущих по земле.
Вспомнилась задымленная юрта шамана, и тихое: "Не разобщай мыслей и тела, моя пернатая. Думая в бою о чем-то ином, ты гибель зовешь себе в гости..."
"Ах, вот оно что..." - вздохнула Дель, поудобнее хватая рогатину. Скосилась на оружие недоверчиво. - "И кто же придумал тебя такой неказистой?"
Она приземлилась еле слышно, без характерного соколиного клекота. Попробуй, чуткое звериное ухо, услышь дрожание перьев на северном ветру. Выдал ее лишь тихий посвист вынимаемого из ножен акинака.
Медведь ярился, разевая пасть. Зубы, что твой палец в длину да ширину. Желтые, что волчье солнце, да обломанные, словно цеплялись за что-то жестче, чем следовало.
Животное бросилось как можно более стремительно. И Ласточка, стоявшая до того с рогатиной в одной руке и акинаком в другой, резко выбросила руку с рогатиной, целясь под челюсть, в меховое горло.
И если бой Бьорна с медведем был несколько медлителен и горд, то Ласточке возраст не позволял стоять на месте. Движения ее были стремительны, а сама она юрка и ловка. Она не сражалась с заплутавшей душой предка, не билась с заблудшим дальним родственником. Она просто охотилась, а значит, просто убивала. И чувствовала от этого удовольствие.
Рогатина, впившаяся в горло медведя, того не столько ослабила, хотя куда уж после бьорновых попыток его было выматывать, сколько разъярило больше. Так берсерки становятся несокрушимо скорыми в бою. Так хищники, собирая остатки сил, бросаются. Вгрызться в горло, сжать зубы на хрупких позвонках.
И Кьель не позволила себя коснуться. Рывком вернулась на ветку, присев на колено и держась за выше расположенную.
- Славный день сегодня, Медведь, - усмехнулась она, ни к кому, по сути, не обращаясь, тихо выпустив облачка пара. Да перехватила акинак поудобнее.
Медведь когтями драл кору, собираясь залезть следом за проворной, но шибко дерзкой букашкой-колдуньей. Та лишь сжала плотнее зубы, до хруста и сведенных скул. Прыгнула в неизбежное...
Впился стальной змеей в жирный загривок клинок длинного кинжала, под тяжестью человеческого тела рассекая мышцы, разрезая суставы, вгрызаясь в мягкий спинной мозг.
Не рассчитавшая Птица упала неловко, откатилась в сторону и, заметив, что противнику не так много осталось, поднялась лениво.