Три дня назад
Заказ, поступивший через контактеров, заставил Дель не только удивленно приподнять брови, но еще и выругаться сквозь зубы: ровным почерком Виктории была описана знакомая, пусть и поверхностно, колдунье нимфа.
Виктория же, решившая, что коготь целителей удивлена персоной заказчика, поспешила заверить, что не просто так требует уничтожить эту "тварь", но еще и приплатит, если ей принесут какой-нибудь незамысловатый трофей. Голову там, к примеру.
"Как же тебя припекло", - скривила уголок рта Ирондель, сворачивая в трубочку заявление. - "Интересно, чем это несчастное создание тебе так насолило".
- Ну, как? Ты думаешь, Комкоготь меня за такое не убьет? - полюбопытствовала Виктория. Дель забрала остальные заявления, смерила Викторию презрительным взглядом:
- Не в его стиле размениваться по мелочам. Он тебя не убьет, - колдунья повернулась на каблуках сапожек и направилась к выходу, на секунду обернувшись уже перед порогом:
- И еще. Может тебя еще не научили, но к когтям обращаются на "Вы". Заруби себе это на носу.

- Она могла сделать это сама. Но, видимо, доверяет другим больше.
- Нет, - покачала головой Ирондель, кося глазом на Комкогтя, и едко усмехнулась. - Она замуж хочет, а для этого репутация должна быть кристальная... или хотя бы такая, какая у нее сейчас.
Дарий пропустил все едкие слова мимо ушей, продолжая вчитываться в оставленное заявление. Затем  приподнял голову, оглядел рассевшихся, каждый на своем шестке, когтей, кивнул им, отпуская восвояси. Остановил лишь ее, уже почти шагнувшую за порог.
- Птица, - Дель обернулась, пожалуй, даже резче, чем следовало. Можно было бы это сделать куда спокойнее, без какого-то сквозящего надрыва, без глупой расторопности. Без желания скрыться за окованной дверью немедля. Дарио смотрел на нее, не отрываясь, пытливо и словно зачаровывающе, не мигая. Наконец, выдохнул:
- Ты уже была в этом лесу. Я хочу, чтобы ты этим занялась.
"Хочу? Или приказываю? А хочу ли я? Могу ли сметь отказаться?
Нет... Не могу. Это приказ".
- Хорошо, Магистр, - отозвалась Ирондель, делая шаг навстречу и, сломав линию губ жесткой усмешкой, продолжила. - Раз уж ты просишь, Дарий.

Рука, опущенная в хрусталь ручья, отнялась сперва по локоть, лишь позже привыкнув к холодной воде. Ирондель помнила наказ нимфы: захочешь встретиться - зови через ручей.
- Мира, это Сатакьели. Через три дня жду тебя в месте нашей первой встречи. Оглядывайся почаще.
Девушка поднялась с земли и вскочила на коня.
Путь был неблизкий.

Дождь не сдерживал даже плотный полог крон, оставляя небо плакать на не по-летнему стылую лесную землю. Вымокшая до последней нитки, Ирондель словно бы не замечала хлюпанья в сапогах, капель, спускающихся за шиворот и по спине, вымораживающих позвоночник.
Что позвонки, терзаемые холодом капель, когда за два года она сама выморозила в себе все то, что когда-то звалось человечностью. А сейчас, когда, казалось бы, достигла всего, чего желала, неожиданно поняла, что лед внутри никогда не сделает ее ни на йоту радостней.
Ныли разбереженные неожиданно проснувшимся осознанием раны, но более душевные, затянутые досель тонкой пленкой-кожицей, готовой прорваться. Жгло изнутри оставленные чужим оружием шрамы - напоминание о том, что к древним ритуалам обращаются лишь в крайнем случае.
Не ошиблась ли она тогда, около года назад, когда предложила, когда позволила другому человеку согласиться?
Что-то скользкое изнутри травило ядом: не ошиблась, но много раз еще обратишься к памяти, смакуя горечь каждой минуты.

С каждым шагом клейдесдаля она становилась ближе к конечной цели пути. С каждым конским шагом она становилась все ближе к перекрестку, но не лесных троп, а дорог своей жизни, гадая, что возобладает над ней? Разум ли? Боязнь ли? Жалость ли, которую так старательно в себе выжигала калеными остриями?
Она не зря не стала называть времени встречи. Она оставила себе достаточно, чтобы продумать все, чтобы решить для себя, что дороже: чужая ли жизнь? Своя ли шкура?
И что важнее: верность слову и благородство или же верность призрачным идеалам, неожиданно сухими лепестками осыпавшимся к ногам?
Впрочем, Дель знала, что многого не понимает.

Конь фыркал недовольно, явно проклиная погоду так же, как и его всадница, но спокойно стоял там, где его с него, наконец, слезли.
- Не ворчи, - почесала лошадиное переносье Ирондель. - Мне тоже тут сегодня не нравится. Но я же не ворчу.
Колдунья протянула животному лежащий на ладони крашенный кусок сахара и обернулась через плечо, заслышав странный шелест.
"Пора...
Решай для себя, Птица ли ты, Ирондель?".