Слащаво облизнувшись на слова Анны, Шакал нетерпеливо замялся на месте, ожидая, когда же особы взгромоздятся на его хребет. Кровь в теле бурлила, Шакалу хотелось действовать: кого-то убивать, кого-то рвать, от кого-то убегать. Он провел когтями по полу, загнав под них немного земли, шумно фыркнул, когда Дель уселась на него. Когда дамы все-таки смогли удобно устроиться у него на хребту, Шакал, помотав головой, прислушался.
Из-за поворота вынырнули люди. Пересилив желание кинуться в толпу и порвать всех к чертям собачьим, Шакал бросился вдоль по коридору.

Лапы отбивали четкую дробь от пола. Мимо пролетали стрелы, ножи, зажженные факелы. Слышалась ругань толпы, которые продолжали преследовать Шакала. Он несся во весь опор, галопировал, не хуже кавалерийского коня, вписывался в повороты, едва ли не касаясь боками пола. Земля летела у него из-под лап, когтями он эту землю взрывал, как степную пыль.

Краем уха он начал слушать Ласточкины слова. Конечно, он хотел услышать хвалебные оды, что-то вроде: "Какой молодец Шакал, спасает наши глупые женские душонки". И лучше бы Шакал Дель не слушал.

Недовольно зарычав, Шакал резко набирает скорость. Лапы уже не отбивают дроби, дробь слилась в единый звук, единый гул, который звенел в ушах Шакала тем же колокольным набатом. Оборотень набрал неимоверно высокую скорость, на коей опасно было носиться по относительно узким коридорам под землей. В ушах свист. Внутри - стук. На очередном повороте Шакал налетает на стену, бороздит по ней когтями, практически бежит по стене несколько секунд. Почувствовав, что наездницы, которые явно были недовольны таким пилотажем, вот-вот свалятся со спины, оборотень выравнивает траекторию движения, снова перебравшись на пол.

Нельзя останавливаться. Нельзя даже сбавлять скорость, иначе у Шакала может произойти обморок. Перенапряжение. Адреналин долбит по башке, странная дымка застилает глаза. Шакал оказывается на очередной развилке. Погони уже давно не слышно, но Шакал не спокоен. Он не видит и еле слышит. Он поворачивает. НЕ ТУДА.

Он повернул налево, и понял это слишком поздно. Когда коридор резко сузился, то бока Шакала стали бороздить по земляным стенам. Запахло трупной гнилью. Запах будоражил воспоминания, но он был слишком тонким, чтобы девушки могли его почувствовать. Оборотень едва заметно сбавил ход. Он знал, куда приведет этот узкий тоннель. На кладбище.

Ласточка хохочет, сжимая коленками крепче бока. Если адреналин заставляет Шакала быстрее бежать, а Сюзанну улыбаться маньячно-странной улыбкой, то Ласточка заливается истеричным смехом.
-Эээй! Мы же упадем! Осторожнее на виражах!
Вслед за Лилией поджимает ноги в узком тоннеле, успевая испачкать юбку и ударить нежную конечность. Но даже боль не успокаивает бешеный смех. Успокаивает только сосущее чувство чего-то неприятного в груди. Чего-то больного. Чего-то скользкого, как змея. чего-то...мертвого.
- Эээй! Мы под кладбищем! И явно нездоровым. Кого тут хоронили?
Картина, последовавшая за ударом чего-то острого по плечу и краю лба, оповестила лучше слов. Оспу всегда изображают безликим облезшим демоном. Сотни застывших в неестественных позах демонов щерятся щербатыми масками в лунном свете. Неестественно белые даже по-сравнению с не стаявшим еще снегом. Ласочка передергивается. Цепляется пальцами в песью шерсть. Бледнеет. Не то, чтобы она боялась подобного рода мест. Не то, чтобы ей была страшна черная оспа, похороненная с пеплом в земле. Просто места захоронений больных всегда навевают ужас. Ужас, что не успели кого-то спасти. Ужас, что люди погибли слишком внезапно. Не от старости.
-Шакааал!

Шакал сел на сырую холодную землю, посмотрел туда, куда смотрела Ирондель. Да, пожар. Возле огня тепло, но огонь может и сжечь все тело, всю шкуру. Шакал не мерз, у Шакала горячая волчья кровь. Такая греет даже в условиях вечных снегов. А еще у него плотная шкура и жесткая шерсть, а еще густой меховой покров. Шакал не знает такого понятия, как "мерзнуть". Ирондели, кажется, тоже не холодно, Ирондель неплохо одета. Чего не скажешь про Анну. В сумерках её бледная кожа казалась еще более белой, даже неестественно-белой. Мертвецки. Анне холодно. Шакал, встав с места, подходит к ней и прислоняется к девушке мохнатым боком. Теплом надо делиться, если его много. Шакал горит, Шакалу жарко, Шакал еще не отошел от долгого интенсивного галопа. Он тяжело дышит, тяжело, вдыхая запахи этого кладбища. Тут ему особо нечего искать. Оно развалившееся, разрушенное, здесь мало добычи. Зато много пепла.

"Нужно выбираться с кладбища. И вообще подальше отсюда. Гиблые места, да к тому же среди могилок мы вряд ли найдем укрытие, если вдруг нас соизволит посетить толпа. Надо искать выход. Дорогу к поселениям. Нужно сваливать в безопасное место как можно скорее. Ну, и девиц уводить, естественно"

Он ловит носом воздух, чуть приоткрыв рот. Запах дыма, который доносит сюда ветер, запах трупов, запах старого праха - все это сбивает его с толку. Шакал снова садится на землю, обворачивает длинный хвост вокруг ног Анны, вскидывает вверх голову, глубоко вдохнув. В нос бьют не самые приятные, но самые привычные благоухания.
Он ловит нужный запах. Встав на лапы, делает пару кругов вокруг Анны, поворачивается в противоположную пожару сторону, задумчиво смотрит на горизонт. С той стороны веет свежим хлебом и сырой травой, плесенью покосившихся домиков и людьми. Простыми людьми. Шакал уверен, что именно туда им нужно идти.
Встав на ноги, он подошел к Ласточке и ткнулся носом ей в спину, обжег горячим дыханием шею.

- Она еще и умная, ежкин кот, стороны света знает...

Глаза Ласточки равняются размерами с блюдцами, когда только что мерзнущая Анна снимает обувь и скачет по снегу зайцем куда-то в кусты. Хочется сказать что-то громоздкое и не совсем приличное про умение некоторых изображать святую мерзнущую слабость.
- У подруги моей коса до попы и отличный набор боевых ножей, - бормочет под нос Ласточка, - Она ходит по снегу только босая. Все в шоке тормозят перед ней...
Дель скачет след в след за Аннушкой, хотя это сложно, подруга почти не оставляет следов. У ласточки появляется нехорошее предположение, что Анна - призрак. Или полуэльф, которые такие же легкие как чистокровные. Вскоре предположения теряются в воспоминаниях. Дель вспоминает зимне-весенние походы в лес на охоту с одним из многих когда-то любимых людей. Скачет скоро, поспевая за Аннушкой, понимая, что вот-вот вымокнет до нитки, потому что заданный Сюзан темп заставляет пропотеть не хуже, чем хорошо растопленная баня. Баня, кстати, маячила впереди. Точнее возможность бани.
Анна переходит в легкий бег, Ласточка за ней, уже подбирая на ходу подол юбки, свободной рукой расстегивая часть застежек плаща, хотя это несколько чревато простудой.
Видимо Анна немного неправильно рассчитала время их прибытия, потому что Ласточке показалось, что прошло не больше получаса. Правда за эти полчаса успело основательно все осветить солнышко. Анна вырвалась вперед, стоит, оглядывая с пригорка деревню. Ласточка подскакивает к ней и щурится на доброе солнышко.
-Красивая...главное не спалить.

- Какая к чертовой матери весна? - совсем не агрессивно, а даже будто спокойно интересуется Шакал. Причем смотрит на Ласточку так, будто ждет содержательного и полного ответа.  - Хорошо бабе. Просто хорошо. Не, ну ты сама подумай: сидит целыми днями в борделе, командует разряженными бабами, видит каждый раз довольных и недовольных мужиков, решает всякие там хреновые дела, а потом, если вдруг я нагряну, так это ж вообще караул! А тут вон! Красота, деревня, птички. И от баньки я бы не отказался.
На этом Шакал слегка ударяет Ласточку по попе (слегка в его понятии - сильно в представлении нормального человека), подбегает к Анне, обхватывает её за талию, ответно целует в щеку.
- Эээх, красота. Я и две шикарных женщины, у которых есть на что посмотреть. - Он её стискивает в объятиях, причем выглядит это как-то совсем не пошло. Даже вроде по дружески, по-теплому, совсем не по-шакальи. Хотя дальше Шакал её целует в шею, и все намеки на дружбу быстро развеиваются. Дальше руки у него как бы невзначай переползают на спину, ложатся ниже талии, скользят по бедрам.  - Полюбииила меняяя дева черная дева мрааачнаяяяя...
Шакал косится на Ирондель, которая, кажется, находится где-то в глубоком шоке. Подмигнув ей, он усмехается и кладет голову на плечо Анне.
- В бааааню... - довольным голосом тянет он, нарочно хрипя, - что-то мне это напоминает...

Отредактировано Шакал (2014-01-26 15:39:58)

Удар по заднице вышибает на секунду дух, заставляет мозг на секунду забыть так дышать и работать. Дель уже представляет какой синячище будет не ее ягодицах, когда она решит проверить целостность свой дражайшей жопы. Да и вообще, такое отношение Шакала несколько возмутительно. Учитывая их более-менее братско-сестринские отношения, отсутствие провинности за душой Ласточки и хитрую рожу Шакала, Ирондель имеет полное право дать ему пощечину. Но Ласточка только сдержанно глотает витиеватое ругательство на трех языках, потому что умение держать язык за зубами в незнакомом месте - залог успеха. Она только склоняется к уху "братца" и сердито шипит:
- Твоя заработавшаяся прелесть - наемная убийца, она людей пришивает чаще, чем ее умницы-работницы беременеют. И уж не знаю как ты, а я бы на усталость от командования не ссылалась бы.  Тут другая тоска.
Но братец безмятежен, только хитро подмигивает, ухмыляется и отпускает фразу про фигуры девушек. Ласточка закатывает глаза и принципиально смотрит в другую сторону.

Шум, поднятый посещением деревни, сравнить невозможно ни с чем. Как и гостеприимность. Дель не только провожают в баню, вместе с Анной, но и помогают раздеться, разуться и расплести волосы. Анна, принимающая все с невозмутимым видом смотрится королевой в гусятнике фрейлин-дур. Ласточка немного розовеет от смущения, но старается не подавать виду, что смущена. В парилку ее почти вталкивают. Ирондель не любит парилок, но с дюжиной рук не поспоришь. Девушки-прислужницы, такие же обнаженные, совершенно не стеснительные, смешливые, рассаживаются по полкам-шесткам и принимаются щебетать о погоде, планах на посев, планах на урожай и о собственных пристрастиях на противоположный пол. Анна слушает каждую внимательно, завязывая очередной узелок на невесть откуда взявшемся пучке ниток. Ни дать не взять сама старейшина, решающая кого за кого отдать и  какой выкуп за невесту назначить. Дель рассматривает Сюзанну с ног до головы, так пристально, как только можно.
Годы ее несильно изменили. Разве что удлинили волосы, сделали резче черты лица, так отточили, что теперь без улыбки она казалась очень взрослой и даже познавшей трудности, возможно даже любовные, в жизни. Но едва она расплывалась в улыбке вылезала та самая стервочка-Аннушка. Незлобная дева, постоянно кутающаяся в меха, зубоскалящая над влюбленной Иронделью. Рисующая акварельные фрески на стенах и живущая по своим законам.
Наверное об основной профессии могло свидетельствовать клеймо на плече, уже почти исчезнувшее с коже изображение цветка-имени. Индил, да витиеватый кулон-камень, скрывающий в себе яд южных цветов, останавливающий вмиг сердце.
Дель ловит настороженный взгляд хозяйки клейма, смотрит, как та прячет его под волосы, и спрашивает:
- Может в прорубь кинемся? - Не дожидаясь ответа Ирондели, соскакивает с места, хватает нетерпеливо за руку и тащит наружу, туда, где в воздухе пар идет от разгоряченный тел. Толкает подругу в ледяную воду и прыгает следом, чтобы вынурнуть и почувствовать знакомый аромат. Шакал. Озирается в поисках.